Пожалуй, ни одно из психологических понятий не страдает такой неопределенностью, как понятие идентичности. Что же было характерно в самых общих чертах для того научного контекста, в рамках которого происходило становление проблематики идентичности?
Отметим общеизвестное: данная область исследований возникла в русле общепсихологических и социально-психологических исследований личности. Если же обратиться к общей логике изучения проблемы личности в гуманитарном знании в целом, то можно увидеть следующее.
Уже в середине нашего столетия окончательно утвердились (в том числе и на уровне частных концепций личности) две основные логики ее анализа. Первая из них восходит к структурно-функционалистской традиции, для которой характерно позитивистское решение проблемы человека в целом. В рамках этого подхода личность мыслится как объективно фиксируемая совокупность тех или иных элементов – личностных черт, функций, мотивов и прочее, что дает возможность выделения тех или иных ее инвариантов, позволяющих типологизировать разные «личности» и сравнивать их или друг с другом, или с некоторым эталоном, или сами с собой в разные временные периоды.
Отсюда, как следствие, выбор соответствующего методического инструментария и плана исследования, так как при этом подразумевается, что собственно личность эксплицируется в момент «нехватки», «недостаточности» или «отсутствия» чего-либо (личностной черты, мотива, функции и так далее), то есть отклонения от некоторого эталона или «нормы» личности.
Другая логика анализа личности опирается на феноменологическую традицию в подходе к проблеме человека. На психологическом уровне обобщения этот взгляд представлен гуманистическими теориями личности. Личность предстает здесь как принципиально уникальная, неповторимая, экзистенциальная сущность. В силу этого – объективно нефиксируемая, неделимая на какие бы то ни было составные части, и – на методическом уровне – не сравниваемая и не типологизируе-мая. Соответственно понятие «норма» заменяется понятием самоактуализации, личностного роста и тому подобными.
Можно сколь угодно долго задаваться общими вопросами типа, что лежит за подобным дихотомическим разведением всех теорий личности, но сам факт подобной оппозиции имел очевидное влияние на развитие данной проблематики. А именно: в ситуации абсолютизации логики первой традиции мы, по сути, неизбежно оказываемся в условиях потери самого объекта исследования, а при методическом выборе в пользу второй традиции – в ситуации невозможности конкретного эмпирического исследования, заменяя его «вчувствованием», «эмпатическим пониманием», «диалогом» и прочее. В этом смысле введение в научный обиход понятия «идентичность», казалось, приоткрывало выход из создавшихся тупиков, представляясь необычайно перспективным решением. В самом деле, с одной стороны, задавая дихотомию «социальное-персональное», оно отдавало дань структурно-функционалистскому подходу, а с другой – позволяло оставить место для представлений о «неуловимой» личности, сформулированных в рамках феноменологической традиции. Именно поэтому, как представляется, начиная с 70-х годов нашего столетия, понятие идентичности становится столь популярным в психологии, дополняя, уточняя, а нередко и заменяя собой более традиционные понятия Я-концепции, образа-Я, самости и так далее. Особенно эта замена заметна при обращении к методическим процедурам изучения идентичности – в подавляющем большинстве случаев они остались теми же, что и при изучении личности вообще и Я-концепции в частности (семантический дифференциал, репертуарные решетки, списки черт, самоописание и т.д.)- Понятно, что в плане эмпирического «прироста» это мало что добавило к уже имеющимся данным, но, тем не менее, позволило по-новому интерпретировать их.
Впервые детально понятие идентичности было представлено в известной работе Э. Эриксона «Детство и общество» (Erikson E., 1950), а уже к началу 70-х крупнейший представитель культурантропологи-ческой школы К. Леви-Стросс (1985) утверждал, что кризис идеи, тичности станет новой бедой века и прогнозировал изменение статуса данной проблемы из социально-философского и психологического в междисциплинарный. Число работ, посвященных проблематике идентичности, неуклонно росло, и в 1980 году состоялся мировой конгресс, на котором было представлено около двухсот междисциплинарных исследований персональной и социальной идентичности.
Наибольшая заслуга в разработке данного понятия с точки зрения его структурно-динамических характеристик по праву принадлежит Э. Эриксону, все дальнейшие исследователи данной проблематики так или иначе соотносились с его концепцией.
Эриксон понимал идентичность в целом как процесс «организации жизненного опыта в индивидуальное Я» (Эриксон Э., 1996, с. 8), что естественно предполагало его динамику на протяжении всей жизни человека. Основной функцией данной личностной структуры является адаптация в самом широком смысле этого слова: согласно Эриксону, процесс становления и развития идентичности «оберегает целостность и индивидуальность опыта человека… дает ему возможность предвидеть как внутренние, так и внешние опасности и соразмерять свои способности с социальными возможностями, предоставляемыми обществом» (там же, с. 8). Более того, идентичность имеет определенную «организующую» функцию в развитии личности – данное понятие является для Эриксона центральным при рассмотрении вопроса о стадиях психосоциального развития.
В своем понимании структуры идентичности Эриксон во многом следует неопсихоаналитической традиции не только и не столько в силу того, что исходно опирается на свой опыт клинического анализа непостоянства Я при неврозах, но прежде всего в силу свойственного данной традиции понимания Я как адаптивной структуры, одной из функций которой является нейтрализация тревоги при решении конфликтов между двумя противоречивыми тенденциями. Однако, по мысли Эриксона, Я при этом обладает и определенной автономностью, то есть его развитие есть не просто результат столкновения на «поле» самосознания бессознательных влечений, усвоенных нормативных предписаний и требований внешней реальности, Я как личностная структура обладает и собственной энергией, определяя динамику личностного развития. Центральной составляющей Я выступает при этом идентичность.
Эриксон задает идентичность как сложное личностное образование, имеющее многоуровневую структуру. Это связано с тремя основными уровнями анализа человеческой природы: индивидным, личностным и социальным.
Так, на первом, индивидном уровне анализа идентичность определяется им как результат осознания человеком собственной временной протяженности. Это есть представление о себе как о некоторой относительно неизменной данности, человеке того или иного физического облика, темперамента, задатков, имеющем принадлежащее ему прошлое и устремленном в будущее.
Со второй, личностной, точки зрения идентичность определяется как ощущение человеком собственной неповторимости, уникальности своего жизненного опыта, задающее некоторую тождественность самому себе. Эриксон определяет эту структуру идентичности как результат скрытой работы Эго-синтеза, как форму интеграции Я, которое всегда есть нечто большее, чем простая сумма детских идентификаций. Данный элемент идентичности есть «осознанный личностью опыт собственной способности интегрировать все идентификации с влечениями libido, с умственными способностями, приобретенными в деятельности и с благоприятными возможностями, предлагаемыми социальными ролями» (Эриксон Э., 1996, с. 31).
Наконец, в-третьих, идентичность определяется Эриксоном как тот личностный конструкт, который отражает внутреннюю солидарность человека с социальными, групповыми идеалами и стандартами и тем самым помогает процессу Я-категоризации: это те наши характеристики, благодаря которым мы делим мир на похожих и непохожих на себя. Последней структуре Эриксон дал название социальной идентичности.
Подобное представление о двух основных составляющих идентичности – персональной и социальной – присутствует в большинстве работ, посвященных данной проблеме (Tajfel H., 1982; Turner J., 1994; Hogg M., 1995; Агеев B.C., 1990; Ядов В.А., 1995). Наряду с этим, в конкретных эмпирических исследованиях можно встретить более дробную детализацию, в основном касающуюся социальной ее ипостаси и имеющую в качестве основания для своего выделения те или иные виды социализации. Так, речь может идти о формировании полоролевой, профессиональной, этнической, религиозной идентичности личности. Иногда в качестве основания для выделения различных видов идентичности берется общий уровень ее сформированности. Так, например, в работах американского исследователя Ж. Марсиа (1980), посвященных анализу психологических новообразований юношеского возраста и ставящих своей задачей некоторую операционализацию теоретических конструкций Эриксона, дано описание четырех видов идентичности.
Марсиа выделяет в подростковом возрасте, во-первых, «реализованную идентичность», характеризующуюся тем, что подросток перешел критический период, отошел от родительских установок и оценивает свои будущие выборы и решения, исходя из собственных представлений. Он эмоционально включен в процессы профессионального, идеологического и сексуального самоопределения, которые Марсиа считает основными «линиями» формирования идентичности. Во-вторых, на основании ряда эмпирических исследований Марсиа был выделен «мораторий» как наиболее критический период в формировании подростковой идентичности. Основным его содержанием является активная конфронтация взрослеющего человека с предлагаемым ему обществом спектром возможностей. Требования к жизни у такого подростка смутны и противоречивы, его, как говорится, бросает из крайности в крайность, и это характерно не только для его социального поведения, но и для его Я-представлений.
В качестве третьего вида подростковой идентичности Марсиа выделяет «диффузию», характеризующуюся практическим отсутствием у подростка предпочтения каких-либо половых, идеологических и профессиональных моделей поведения. Проблемы выбора его еще не волнуют, он еще не осознал себя в качестве автора собственной судьбы.
Наконец, в-четвертых, Марсиа описывает такой вариант подростковой идентичности, как «предрешение». В этом случае подросток хотя и ориентирован на выбор в указанных трех сферах социального самоопределения, однако руководствуется в нем исключительно родительскими установками, становясь тем, кем хотят видеть его окружающие.
Иногда за те или иные структурные единицы идентичности принимаются различные Я-представления, выделяемые по самым разным основаниям. Характерной иллюстрацией могут служить работы известного исследователя особенностей Я-концепции подростка Г. Родригеса-Томэ (1980). Так, он выделяет в структуре подростковой идентичности три основных дихотомически организованных измерения. Это, во-первых, определение себя через «состояние» или же через «активность» – «я такой-то или принадлежу к такой-то группе» противопоставляется при этом позиции «я люблю делать то-то». Во-вторых, в Я-характеристиках, отражающих подростковую идентичность, выделяется оппозиция «официальный социальный статус – личностные черты». Третье измерение идентичности отражает представленность в Я-концепции того или иного полюса дихотомии «социально одобряемые» и «социально неодобряемые» Я-характеристики.
Таким образом, можно видеть, что для большинства исследователей вопрос о структуре идентичности, во-первых, был производным от вопроса о ее развитии, а во-вторых – конкретные решения его по сути не выходили за рамки эриксоновского деления идентичности на персональную и социальную. Обратимся теперь к исследованиям последней.
Изучение процессов установления идентификации человека с группой проходило в рамках когнитивистски ориентированных концепций. Начало им положили работы европейских социальных психологов М. Шерифа (Sherif M., 1956) и Г. Тэджфела (Tajfel H., 1982).
Одним из основных понятий этой теории является понятие социальной категоризации.
Согласно этой теории, социальная категоризация есть система ориентации, которая создает и определяет конкретное место человека в обществе. Данное понятие было введено Г. Тэджфелом (1982) для заявления своей концептуальной позиции при решении вопроса о противоречивости межгрупповых и межличностных начал в человеке, позиции, в соответствии с которой межгрупповые и межличностные формы взаимодействия рассматриваются как некоторый континуум, на одном полюсе которого можно расположить варианты социального поведения человека, полностью обусловленные фактом его группового членства, а на другом такие формы социального взаимодействия, которые полностью определяются индивидуальными характеристиками участников (Tajfel H., 1984). Для анализа закономерностей «переходов» с одного полюса социального поведения на другой одним из последователей Тэджфела, Дж. Тэрнером, и использовались понятия личностной и социальной идентичности (Turner J. et al., 1994).
Обращаясь к вопросу о том, какое место занимает социальная идентичность в общей психической структуре, необходимо отметить, что в большинстве работ исследователи, работающие в данной парадигме, указывают на идентичность как на часть Я-концепции. По их мнению, социальная идентичность есть результат самоидентификаций человека с различными социальными категориями (группами принадлежности) и наряду с личностной идентичностью является важным регулятором социального поведения (Deaux, 1991, 1993; Brown J. & Smart S., 1993; Stryker S., 1991).
В соответствии с теорией самокатегоризации процесс становления социальной идентичности содержит в себе три последовательных когнитивных процесса.
Во-первых, индивид самоопределяется как член некоторой социальной категории (так, в Я-концепцию каждого из нас входит представление о себе как о мужчине или женщине определенного социального статуса, национальности, вероисповедания, имеющего или не имеющего отношения к различным социальным организациям, и прочее).
Во-вторых, человек не только включает в свой Я-образ общие характеристики собственных групп членства, но и усваивает нормы и стереотипы поведения, им свойственные (процесс социального взросления и состоит, по сути, в апробации различных вариантов поведения и выяснения, какие из них являются специфическими для собственной социальной категории: так, например, кризис подросткового возраста потому во многом и воспринимается как кризис, что хотя самоопределение подростка в тех или иных социальных категориях уже произошло, самих форм социального поведения, данный факт подтверждающих, наблюдается еще не так уж много).
Наконец, в-третьих, процесс становления социальной идентичности завершается тем, что человек приписывает себе усвоенные нормы и стереотипы своих социальных групп, они становятся внутренними регуляторами его социального поведения (так, мы не только определяем себя в рамках тех или иных социальных категорий, не только знаем и умеем вести себя соответственно им, но и внутренне, эмоционально идентифицируемся со своими группами принадлежности).
Основным процессом, «запускающим» актуализацию и развитие социальной идентичности, является процесс социального сравнения (межличностного или межгруппового), за которым нередко лежит конфликт (также имеющий межличностную или межгрупповую природу). Для решения этого конфликта между различными сферами своей принадлежности (довольно часто в нашей жизни бывают ситуации, когда мы говорим: «Я как человек могу это понять, но как администратор – нет») человек начинает активно оценивать свою группу и сравнивать ее с некоторыми другими группами.
При этом важно, как отмечает Тэрнер, что, во-первых, сравнение идет с похожими, близкими, релевантными группами (так, пятиклассник сравнивает свой класс не с первым или десятым, а с параллельным пятым классом; более того, когда подобный процесс социального сравнения идет с далекой группой, ситуация воспринимается как комическая – последнее известно со времен Эллочки Людоедки, соревнующейся с дочкой Вандербильда).
Во-вторых, в данном процессе сравнения задействованы не все параметры групп, а лишь ценностно значимые качества и характеристики (один класс может соревноваться с другим, выясняя вопрос, кто умнее, а другой – кто сильнее). В итоге позитивная социальная идентичность оказывается основанной на положительных, благоприятных отличиях своей группы от другой, имеющих социальную значимость для субьекта сравнения.
В том же случае, когда индивид оказывается включенным в низкостатусную группу, это приводит к запуску различных стратегий, направленных на сохранение или достижение позитивной идентичности, например:
- индивидуальная мобильность, которая включает все виды попыток члена низкостатусной группы покинуть ее и присоединиться к высокостатусной;
- стратегия социальной креативности, которая заключается в переоценке самих критериев, по которым проводиться сравнение;
- социальная конкуренция – это прямое приписывание желательных характеристик своей группе и противопоставление их группе сравнения (Агеев, 1990).
Эмпирические исследования, посвященные вопросам влияния знаний о себе в условиях социального взаимодействия, а также вопросам самоценности в условиях социального сравнения, делают сильный акцент на процессы самоверификации (Swarm, 1987, 1990, 1992; Wood & Taylor, 1991; Bananji, 1994), причем и тенденция к подтверждению позитивных взглядов, и тенденция к подтверждению негативных взглядов на себя здесь выступают как равноправные.
Характерно, что особое внимание здесь уделяется людям именно с негативными взглядами на себя, для которых самоверификация и самоценность оказываются разнонаправленными. Данные, полученные в результате как лабораторных (Swann, 1989), так и полевых (Swarm, 1992) исследований, показывают, что люди преимущественно выбирали именно тех партнеров по взаимодействию, которые подтверждали их представления о себе, даже в том случае, когда эти представления были негативными.
Сванн (Swann, 1992) утверждает, что склонность людей выбирать тех партнеров по взаимодействию, которые подтверждают их собственные взгляды на себя, коренится в желании поддержать ощущение предсказуемости и контроля.
Таким образом, видимо, правильнее было бы говорить не о стремлении индивида к изменению социального окружения или своего места в нем с целью усиления или подтверждения позитивной идентичности, но о стремлении к поддержанию стабильной личной идентичности.
Одним из основных положений теории самокатегоризации является то, что любая группа будет стремиться к дифференциации себя от других, относительно близких групп. Существует большое количество исследований, которые показывают то, как члены группы акцентуируют групповые различия для того, чтобы достигнуть или сохранить (предпочтительно положительное) отличие своей группы или свою социальную идентичность (Tajfel, 1984; Knipperberg & Ellemers, 1990).Особенно сильно эта тенденция наблюдается в группах, которые, существуя реально, не имеют формального социального статуса. В таких случаях дифференциация может идти в том числе и по чисто внешним признакам – одежде, прическам, сленгу – таковы типичные пути самоидентификации для неформальных молодежных «команд» и тусовок.
Однако социальная идентичность зависит не только от межгрупповых различий, но также и от внутригрупповой гомогенности. Другими словами, помимо того, что группа должна отличаться от других групп, члены группы должны быть максимально сходны между собой. Современные исследования показывают, что восприятие группы как гомогенной повышает социальное отличие группы и таким образом усиливает социальную идентичность ее членов (Simon & Hamilton, 1994).
Противопоставляя личную и социальную идентичность, исследователи часто оставляют в тени тот факт, что индивид принадлежит не к какой-либо одной группе, но, как правило, к большому числу микро- и макрогрупп. В силу этого возникает интерференция, взаимовлияние тех систем ценностей норм и стандартов поведения, которые приняты в этих группах. Более того, часто эти системы норм и ценностей, в силу внешних обстоятельств, приходят в противоречие друг с другом и индивид оказывается перед внутренним выбором.
Теория самокатегоризации имплицитно опирается на представление об иерархичности категорий, в частности, в исследованиях Л. Чанте (Chante L., 1996) изучается взаимовлияние социальной идентичности, связанной с этносом или расой, и социальной идентичности, опирающейся на убеждения, в условиях, когда эти идентичности приходят в противоречие друг с другом. Например, работа С. Виддикомбе (Widdicombe S., 1988) посвящена попытке построения иерархической системы на основе самокатегоризации. Указание на иерархическое построение социальной идентичности можно найти в работах В.А. Ядова (1995, 1993), Т.С. Барановой (1994) и ряде других.
Однако таких работ все еще очень немного, и вопрос о взаимовлиянии различных социальных идентичностей, на наш взгляд, остается не достаточно изученным.
Похожие материалы в разделе Хрестоматия:
- С.Я. Рубинштейн Экспериментальное исследование обманов слуха
- Семенюк Л.М. Хрестоматия по возрастной психологии: учебное пособие для студентов/Под ред. Д.И. Фельдштейна: издание 2-е, дополненное. - Москва: Институт практической психологии, 1996. - 304 с.
- Социальные стереотипы и межэтнические отношения. Т.Г. Стефаненко (Общение и оптимизация совместной деятельности/Под ред. Г.М. Андреевой, Я. Яноушека. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 242-250.)
- С.Л. Рубинштейн Проблема способностей и вопросы психологической теории
- С.В. Лонгинова Исследование мышления больных шизофренией методом пиктограмм
- Т.В. Драгунова «Кризис» объясняется по-разному
- Ситуативно-личностное общение ребенка со взрослым (первое полугодие жизни)
- Формирование самостоятельности
- А.Н. Леонтьев О формировании способностей
- Б.В. Зейгарник Исторический обзор